Пока Западная и Южная Европа борются с рецессией, бюджетным дефицитом и прочими последствиями еврокризиса, взгляды экономистов все чаще поворачиваются на север континента. И действительно, иногда кажется, скандинавские страны круты во всем. Взгляните хотя бы на первые строки любого рейтинга: свободы, коррупции, качества жизни, инноваций и так далее. Североевропейские страны сравнительно неплохо пережили кризисы последних лет (особенно на фоне хаоса в еврозоне). The Economist назвал Скандинавию «следующей супермоделью» для развитого мира – чем-то вроде тэтчеризма в 80-е годы прошлого века. Скандинавская экономическая политика – яркий пример того, как можно эффективно и комплексно решать проблемы, не прикрываясь набившими оскомину политическими клише (левые – правые, социалисты – либералы).
Конечно, идеализировать северную модель не стоит: на другой чаше весов лежит раздутый госсектор, отпугивающая талантливые кадры прогрессивная шкала налогообложения (можно прочитать, например, статью известного экономиста Дарона Асемоглу) и благоприятствующее иждивенчеству социальное государство. Не блестящи и макроэкономические показатели: шведы готовятся к «трудным временам» (1–3% роста и 8-процентная безработица), норвежцы ожидают замедления, датчане почти не растут, а финны – в рецессии.
Чего же больше – плюсов или минусов? Slon выбрал самые известные доводы в пользу скандинавской модели и аргументы против них. Читатели могут сами оценить, все ли хорошо в Северной Европе.
Соединенные Штаты Швемерики
К скандинавским странам прочно приклеился ярлык «социализма», хотя это определение больше соответствует нравам, царившим там в 1970-е и 1980-е годы, чем нынешнему состоянию их экономики. Было за что приклеивать. Создательница Карлсона, который живет на крыше, Астрид Линдгрен, взбунтовалась, когда в один прекрасный день 1976 года узнала, что государство хочет получить 102% ее доходов (эта сумма образовалась из сложения налога на доход и социального налога, который Линдгрен должна была заплатить как малый предприниматель). Вскоре после этого социал-демократы впервые за многие годы проиграли выборы; историки спорят о вкладе, который внесла гневная статья Линдгрен в шведской газете в их поражение. Однако левый уклон сохранялся в шведской экономике еще долгие годы. В 1993 году госрасходы равнялись двум третям ВВП страны (даже в России с ее внушительным госсектором расходы консолидированного бюджета в прошлом году составили 36% ВВП).
Большое государство из достижения скандинавского гуманизма превратилось в обузу. В 1990 году Швеция находилась на 18-м месте в мире по ВВП на душу населения, тогда как в 1970-м занимала четвертое. Стало ясно, что не все в порядке в Шведском королевстве. С тех пор шведы исправились: доля госрасходов сократилась c 67% до 49% ВВП – меньше, чем во Франции, и, как ожидают экономисты, вскоре даже на родине жесткого англосаксонского капитализма Великобритании будет больше.
Прогрессивная налоговая система, которую считают визитной карточкой северных экономик перераспределения, на самом деле является двойной: налог на доходы граждан облагается по восходящей, а вот шкала налога на капитальные доходы – плоская. Недавно та же Швеция упразднила налог на наследство и на богатство. Ставка налога на прибыль в стране – 22%, то есть ниже, чем в США.
Скандинавам удается сочетать высокое качество жизни населения и свободу предпринимательства. По индексу экономической свободы канадского Института Фрейзера Дания, Швеция, Норвегия и Финляндия к 2000-м годам достигли уровня США (всегда высокого), а 40 лет назад Штаты заметно опережали их по этому индикатору.
Конечно, по некоторым параметрам роль государства в экономике североевропейских государств остается необычно высокой. В госсекторе там занято около 30% рабочей силы против 15% в среднем по клубу развитых стран, входящих в ОЭСР.
Флагманы частного бизнеса внушают скандинавам чувство гордости, однако не становятся самоценностью. Так, в годы кризиса шведское правительство не стало вытаскивать из долгов концерн Saab и дало ему спокойно обанкротиться, а Volvo была продана китайцам (да и до продажи компанией владели не шведы, а американский Ford).
Некоторым не по душе слишком рыночные перемены. Живущий в Швеции американский антрополог Брайан Палмер, к примеру, опасается, что социальный рай в конечном счете превратится в «Соединенные Штаты Швемерики» (the United States of Swedeamerica).
Вэлфер не на словах
В чем секрет скандинавской модели? Возможно, в том, что в погоне за устойчивым ростом и процветанием у североевропейских политиков не так уж много догм и священных коров. Если придуманные левыми правительствами нормы и институты становятся неэффективными и тормозят экономику, правые оставляют их на свалке истории и заменяют более работоспособными капиталистическими элементами.
Некоторые экономические институты в Скандинавии напоминают кентавров, составленных из двух как бы взаимоисключающих частей. Скажем, принятая в Дании и Швеции система школьных ваучеров. Каждый год правительство Швеции раздает всем учащимся ваучеры на 9000 евро. Их можно потратить на учебу как в частной, так и в государственной школе. В Дании семьи могут доплачивать за более дорогое обучение из своего кармана. В Дании и Норвегии частные операторы могут содержать государственные больницы. Какая разница, кто вас лечит, если он делает это хорошо?
Еще один кентавр – известное своей крайней либеральностью датское трудовое законодательство. Оно позволяет легко нанимать и увольнять сотрудников, но потерявшим работу выплачивается щедрое пособие и предлагается пройти курсы повышения квалификации за госсчет.
Результаты этих усилий налицо – одни из лучших в мире систем образования и здравоохранения. В скандинавских странах межпоколенческая мобильность населения выше, чем в «стране возможностей» – США – и Великобритании, выяснили в Лондонской экономической школе. Проще говоря, в скандинавских странах заметно выше вероятность, что ваши дети будут получать зарплату больше вашей. Там, где хорошее образование дорого, социальные лифты работают хуже. Однако и издержки такого подхода известны: слишком многие предпочитают жить на пособия (особенно это касается мигрантов).
Назад в будущее
Скандинавов хвалят за бережливость и заботу о завтрашнем дне. Сырьевая Норвегия имеет пенсионный фонд объемом более $700 млрд, который формируется из нефтяных доходов бюджета. Эта сумма почти в полтора раза больше ВВП страны и в четыре раза больше российских Резервного фонда и Фонда национального благосостояния вместе взятых. Средства вкладываются как в гособлигации, так и в акции ведущих корпораций (Apple, Vodafone, ExxonMobil и другие). Помимо заботы о будущих поколениях целью фонда является изъятие сырьевых доходов – если бы их инвестировали, они могли бы подстегнуть инфляцию (по схожей модели строился российский стабфонд).
В конце 1990-х Швеция создала новый формат пенсионной системы. Ее суть та же, что и во многих развитых странах, – нынешнее поколение работающих содержит пенсионеров. Главная уязвимость: население стареет, а работающих все меньше. Однако в Швеции размер будущей пенсии зависит от макроэкономических факторов. Шведы отчисляют в пенсионный фонд 16% своей зарплаты. К этой сумме ежегодно прибавляется виртуальный процент, соответствующий темпу роста зарплат в стране. Когда гражданин заканчивает трудовую деятельность, общая сумма виртуальных накоплений делится на число лет, которые он гипотетически проживет (виртуальные проценты выплачиваются за счет тех, кто на тот момент еще работает). Главный плюс – пенсия зависит от ожидаемой продолжительности жизни, что дополнительно стабилизирует пенсионную систему. В этом же кроется и слабость: если пенсия станет совсем маленькой, это политический риск для властей.
В отличие от других развитых стран, скандинавы не залезают в карман будущим поколениям. Госдолг скандинавских стран не превышает 50% ВВП – сравните с Евросоюзом с его 85% и США, где он уже превысил 100% ВВП. К модной нынче бюджетной дисциплине страны Северной Европы пришли не от хорошей жизни. Прививкой от греческой болезни для них послужил суровый банковский кризис начала 1990-х, который хорошо встряхнул скандинавские экономики. В отличие от своих южных соседей по континенту, Швеция придерживалась жесткой бюджетной диеты последние 20 лет, стремясь обеспечить профицит госбюджета. Между 1993 и 2010 годами шведский госдолг сократился с 70% до 37% ВВП, а бюджетный дефицит в 11% ВВП сменился профицитом в 0,3%. Как следствие – кризис 2008 года страна встретила в лучшей форме, чем еврозона.
Круче Кремниевой долины
Раньше Скандинавия ассоциировалась с группой ABBA и компанией Ikea, которая заново научила весь развитый мир собирать мебель. В эпоху интернета скандинавские бренды снова у всех на слуху: аддиктивная мобильная игра Angry Birds, IP-телефония Skype и музыкальный сервис Spotify.
В мировых инновационных рейтингах скандинавы стоят высоко – например, занимают верхние строчки в рейтинге самых инновационных стран мира INSEAD (Россия не попала даже в топ-50). Дания, Финляндия и Швеция находятся выше США по индексу e-intensity Boston Consulting Group, который показывает влияние интернета на бизнес и общество (подробно об индексе читайте здесь). И вполне заслуженно. В Швеции граждане могут платить налоги при помощи SMS, Финляндия славится своими бизнес-ангелами и венчурными инвестициями. Booz & Company указывает, что большие корпорации любят испытывать свои продукты в Северной Европе, поскольку потребители там отличаются повышенной любовью к тому, чтобы пробовать все новое.
Это особенно удивительно с учетом высоких налогов на доходы в этих странах, которые, по идее, должны отпугивать инноваторов, а не привлекать. Молодые и амбициозные скандинавы стараются долго не задерживаться на родине «милого» капитализма и едут в страны с более высокими рисками и потенциальным доходам – туда, где царит «беспощадный» капитализм (США, Великобритания). Так говорится в статье Дарона Асемоглу из МИТ, Джеймса Робинсона из Гарварда и Тьери Вердье из Парижской школы экономики (подробнее читайте о ней здесь). В «спекулятивной» модели Асемоглу и коллег выходцы из Скандинавии создают инновации за ее пределами, а их плодами потом уже пользуется весь мир, включая их родные страны.
Финские экономисты возражают, что пока гипотеза ученых не подтверждается цифрами. В таблице ниже можно увидеть, что «милые» капстраны в области инноваций почти не отстают, а иногда и превосходят своего «беспощадного» конкурента в борьбе за таланты. Экономисты приводят несколько возможных объяснений этому (часть из них подробнее описана в предыдущих разделах):
хорошее и доступное образование;
госполитика по продвижению инноваций;
плоский налог на доходы от капитала;
система «страховочных сетей» для рабодотателя вроде государственного страхования по безработице.
* - Триадический патент – патент на одно и то же изобретение одного и того же изобретателя, зарегистрированный одновременно в Европейском патентном бюро (EPO), Американском бюро по патентам и торговым маркам (USPTO) и Японском патентном бюро (JPO).
------------------------------------------------------------------------------------------------------
Конечно, идеализировать северную модель не стоит: на другой чаше весов лежит раздутый госсектор, отпугивающая талантливые кадры прогрессивная шкала налогообложения (можно прочитать, например, статью известного экономиста Дарона Асемоглу) и благоприятствующее иждивенчеству социальное государство. Не блестящи и макроэкономические показатели: шведы готовятся к «трудным временам» (1–3% роста и 8-процентная безработица), норвежцы ожидают замедления, датчане почти не растут, а финны – в рецессии.
Чего же больше – плюсов или минусов? Slon выбрал самые известные доводы в пользу скандинавской модели и аргументы против них. Читатели могут сами оценить, все ли хорошо в Северной Европе.
К скандинавским странам прочно приклеился ярлык «социализма», хотя это определение больше соответствует нравам, царившим там в 1970-е и 1980-е годы, чем нынешнему состоянию их экономики. Было за что приклеивать. Создательница Карлсона, который живет на крыше, Астрид Линдгрен, взбунтовалась, когда в один прекрасный день 1976 года узнала, что государство хочет получить 102% ее доходов (эта сумма образовалась из сложения налога на доход и социального налога, который Линдгрен должна была заплатить как малый предприниматель). Вскоре после этого социал-демократы впервые за многие годы проиграли выборы; историки спорят о вкладе, который внесла гневная статья Линдгрен в шведской газете в их поражение. Однако левый уклон сохранялся в шведской экономике еще долгие годы. В 1993 году госрасходы равнялись двум третям ВВП страны (даже в России с ее внушительным госсектором расходы консолидированного бюджета в прошлом году составили 36% ВВП).
Большое государство из достижения скандинавского гуманизма превратилось в обузу. В 1990 году Швеция находилась на 18-м месте в мире по ВВП на душу населения, тогда как в 1970-м занимала четвертое. Стало ясно, что не все в порядке в Шведском королевстве. С тех пор шведы исправились: доля госрасходов сократилась c 67% до 49% ВВП – меньше, чем во Франции, и, как ожидают экономисты, вскоре даже на родине жесткого англосаксонского капитализма Великобритании будет больше.
Прогрессивная налоговая система, которую считают визитной карточкой северных экономик перераспределения, на самом деле является двойной: налог на доходы граждан облагается по восходящей, а вот шкала налога на капитальные доходы – плоская. Недавно та же Швеция упразднила налог на наследство и на богатство. Ставка налога на прибыль в стране – 22%, то есть ниже, чем в США.
Скандинавам удается сочетать высокое качество жизни населения и свободу предпринимательства. По индексу экономической свободы канадского Института Фрейзера Дания, Швеция, Норвегия и Финляндия к 2000-м годам достигли уровня США (всегда высокого), а 40 лет назад Штаты заметно опережали их по этому индикатору.
Конечно, по некоторым параметрам роль государства в экономике североевропейских государств остается необычно высокой. В госсекторе там занято около 30% рабочей силы против 15% в среднем по клубу развитых стран, входящих в ОЭСР.
Флагманы частного бизнеса внушают скандинавам чувство гордости, однако не становятся самоценностью. Так, в годы кризиса шведское правительство не стало вытаскивать из долгов концерн Saab и дало ему спокойно обанкротиться, а Volvo была продана китайцам (да и до продажи компанией владели не шведы, а американский Ford).
Некоторым не по душе слишком рыночные перемены. Живущий в Швеции американский антрополог Брайан Палмер, к примеру, опасается, что социальный рай в конечном счете превратится в «Соединенные Штаты Швемерики» (the United States of Swedeamerica).
В чем секрет скандинавской модели? Возможно, в том, что в погоне за устойчивым ростом и процветанием у североевропейских политиков не так уж много догм и священных коров. Если придуманные левыми правительствами нормы и институты становятся неэффективными и тормозят экономику, правые оставляют их на свалке истории и заменяют более работоспособными капиталистическими элементами.
Некоторые экономические институты в Скандинавии напоминают кентавров, составленных из двух как бы взаимоисключающих частей. Скажем, принятая в Дании и Швеции система школьных ваучеров. Каждый год правительство Швеции раздает всем учащимся ваучеры на 9000 евро. Их можно потратить на учебу как в частной, так и в государственной школе. В Дании семьи могут доплачивать за более дорогое обучение из своего кармана. В Дании и Норвегии частные операторы могут содержать государственные больницы. Какая разница, кто вас лечит, если он делает это хорошо?
Еще один кентавр – известное своей крайней либеральностью датское трудовое законодательство. Оно позволяет легко нанимать и увольнять сотрудников, но потерявшим работу выплачивается щедрое пособие и предлагается пройти курсы повышения квалификации за госсчет.
Результаты этих усилий налицо – одни из лучших в мире систем образования и здравоохранения. В скандинавских странах межпоколенческая мобильность населения выше, чем в «стране возможностей» – США – и Великобритании, выяснили в Лондонской экономической школе. Проще говоря, в скандинавских странах заметно выше вероятность, что ваши дети будут получать зарплату больше вашей. Там, где хорошее образование дорого, социальные лифты работают хуже. Однако и издержки такого подхода известны: слишком многие предпочитают жить на пособия (особенно это касается мигрантов).
Скандинавов хвалят за бережливость и заботу о завтрашнем дне. Сырьевая Норвегия имеет пенсионный фонд объемом более $700 млрд, который формируется из нефтяных доходов бюджета. Эта сумма почти в полтора раза больше ВВП страны и в четыре раза больше российских Резервного фонда и Фонда национального благосостояния вместе взятых. Средства вкладываются как в гособлигации, так и в акции ведущих корпораций (Apple, Vodafone, ExxonMobil и другие). Помимо заботы о будущих поколениях целью фонда является изъятие сырьевых доходов – если бы их инвестировали, они могли бы подстегнуть инфляцию (по схожей модели строился российский стабфонд).
В конце 1990-х Швеция создала новый формат пенсионной системы. Ее суть та же, что и во многих развитых странах, – нынешнее поколение работающих содержит пенсионеров. Главная уязвимость: население стареет, а работающих все меньше. Однако в Швеции размер будущей пенсии зависит от макроэкономических факторов. Шведы отчисляют в пенсионный фонд 16% своей зарплаты. К этой сумме ежегодно прибавляется виртуальный процент, соответствующий темпу роста зарплат в стране. Когда гражданин заканчивает трудовую деятельность, общая сумма виртуальных накоплений делится на число лет, которые он гипотетически проживет (виртуальные проценты выплачиваются за счет тех, кто на тот момент еще работает). Главный плюс – пенсия зависит от ожидаемой продолжительности жизни, что дополнительно стабилизирует пенсионную систему. В этом же кроется и слабость: если пенсия станет совсем маленькой, это политический риск для властей.
В отличие от других развитых стран, скандинавы не залезают в карман будущим поколениям. Госдолг скандинавских стран не превышает 50% ВВП – сравните с Евросоюзом с его 85% и США, где он уже превысил 100% ВВП. К модной нынче бюджетной дисциплине страны Северной Европы пришли не от хорошей жизни. Прививкой от греческой болезни для них послужил суровый банковский кризис начала 1990-х, который хорошо встряхнул скандинавские экономики. В отличие от своих южных соседей по континенту, Швеция придерживалась жесткой бюджетной диеты последние 20 лет, стремясь обеспечить профицит госбюджета. Между 1993 и 2010 годами шведский госдолг сократился с 70% до 37% ВВП, а бюджетный дефицит в 11% ВВП сменился профицитом в 0,3%. Как следствие – кризис 2008 года страна встретила в лучшей форме, чем еврозона.
Раньше Скандинавия ассоциировалась с группой ABBA и компанией Ikea, которая заново научила весь развитый мир собирать мебель. В эпоху интернета скандинавские бренды снова у всех на слуху: аддиктивная мобильная игра Angry Birds, IP-телефония Skype и музыкальный сервис Spotify.
В мировых инновационных рейтингах скандинавы стоят высоко – например, занимают верхние строчки в рейтинге самых инновационных стран мира INSEAD (Россия не попала даже в топ-50). Дания, Финляндия и Швеция находятся выше США по индексу e-intensity Boston Consulting Group, который показывает влияние интернета на бизнес и общество (подробно об индексе читайте здесь). И вполне заслуженно. В Швеции граждане могут платить налоги при помощи SMS, Финляндия славится своими бизнес-ангелами и венчурными инвестициями. Booz & Company указывает, что большие корпорации любят испытывать свои продукты в Северной Европе, поскольку потребители там отличаются повышенной любовью к тому, чтобы пробовать все новое.
Это особенно удивительно с учетом высоких налогов на доходы в этих странах, которые, по идее, должны отпугивать инноваторов, а не привлекать. Молодые и амбициозные скандинавы стараются долго не задерживаться на родине «милого» капитализма и едут в страны с более высокими рисками и потенциальным доходам – туда, где царит «беспощадный» капитализм (США, Великобритания). Так говорится в статье Дарона Асемоглу из МИТ, Джеймса Робинсона из Гарварда и Тьери Вердье из Парижской школы экономики (подробнее читайте о ней здесь). В «спекулятивной» модели Асемоглу и коллег выходцы из Скандинавии создают инновации за ее пределами, а их плодами потом уже пользуется весь мир, включая их родные страны.
Финские экономисты возражают, что пока гипотеза ученых не подтверждается цифрами. В таблице ниже можно увидеть, что «милые» капстраны в области инноваций почти не отстают, а иногда и превосходят своего «беспощадного» конкурента в борьбе за таланты. Экономисты приводят несколько возможных объяснений этому (часть из них подробнее описана в предыдущих разделах):
хорошее и доступное образование;
госполитика по продвижению инноваций;
плоский налог на доходы от капитала;
система «страховочных сетей» для рабодотателя вроде государственного страхования по безработице.
| США | Швеция | Дания | Финляндия |
| Триадических патентов* на 1 млн человек | |||
| 48,7 | 88,3 | 60,5 | 63,9 |
| Расходы бизнеса на НИОКР, % ВВП | |||
| 2,01 | 2,78 | 1,91 | 2,77 |
| Число исследователей на 1000 занятых | |||
| 9,5 | 10,6 | 10,5 | 16,2 |
| Венчурный капитал, % ВВП | |||
| 0,12 | 0,21 | 0,16 | 0,24 |
* - Триадический патент – патент на одно и то же изобретение одного и того же изобретателя, зарегистрированный одновременно в Европейском патентном бюро (EPO), Американском бюро по патентам и торговым маркам (USPTO) и Японском патентном бюро (JPO).
------------------------------------------------------------------------------------------------------
Комментариев нет:
Отправить комментарий