Кровавый террористический акт, убийство мирных жителей самых разных стран в московском аэропорту «Домодедово» в очередной раз – к сожалению, очередной! - привлекло внимание к проблеме терроризма. Высказаны соболезнования, открыты уголовные дела. Причины, по которым преступление оказалось возможным, уже никого не удивляют и российские демократы с российскими же консерваторами в один голос говорят о халатности, тотальной коррупции, массовом безразличии, этнической и религиозной подоплеке. Впервые под раздачу попали корыстолюбивые московские бомбилы-таксисты и бездушный менеджмент аэропорта «Домодедово».
Глядя в телевизор и читая газеты, удивляешься тому, что теперь всех интересует техническая сторона террористического акта и, наоборот, защиты от него. Есть ли металлоискатели? И где их надо расположить? Задействована ли полицейская агентура и можно ли отслеживать общение террористов через Скайп? И тому подобное. Политика, социальная и культурная подоплека, в конце концов, моральная составляющая войны с терроризмом отходят на задний план. Неужели борьба с террористической угрозой – лишь вопрос техники?
Злые шутники «минируют» таллинский аэропорт, «минируют» школы и универмаги. Уверенные в себе чиновники Полиции безопасности уверяют, что уровень террористической угрозы в Эстонии невысок. Публицисты задают риторический вопрос: «Станет ли Эстония Тунисом или Египтом?»
Попытки противодействовать террористическим актам стали повседневностью. Лидеры стран и правительств окружают себя забором из вооруженных до зубов телохранителей. Металлоискатели - неотъемлемая часть интерьера не только аэропортов. Вооруженный автоматом и одетый в бронежилет милиционер привычно смотрится на улицах и Ставрополя, и Москвы. Тысячи секретных агентов собирают малейшие сплетни о готовящихся преступлениях.
Тем не менее, взрывы, угоны самолетов, угрозы совершить еще более страшное преступление не прекращаются. И не ясно, откуда ждать удара.
С террористами нельзя вести «правильную» войну. В борьбе с ними нет ни фронта, ни тыла, потому что они ниоткуда не приходят и никуда не исчезают. Они остаются среди нас, как часть нашей цивилизации, основанной на контрасте между «богатым Севером» и «нищим Югом». Они питаются религиозной нетерпимостью и политической вседозволенностью, взрастают на торговле оружием и наркотиками, плодятся как результат геополитических маневров великих держав, воспитываются на голливудских боевиках и заимствуют оперативное мастерство у «женщины по имени Никита».
Тиранов рубят – щепки летят!
Терроризм как политическое явление возник давно, но лишь недавно стал глобальной опасностью. В 60-70-е годы XIX века анархисты взрывали бомбы в Париже и Лондоне, еще не имея внятной стратегии и тактики террористических атак. «Романтический период» террора прошла и Россия, когда народовольцы пытались, жертвуя собой, свалить царское самодержавие. Последний всплеск «романтического периода» терроризма пришелся на боевую организацию социалистов-революционеров.
Терроризм XIX века вырос из тираноборческой идеологии, из убеждения, что свободный гражданин имеет право поднять руку на тирана и узурпатора. Кстати, священная корова американской Конституции – право иметь и носить оружие – как раз и исходит из старинного убеждения, что вооруженный народ в случае чего свергнет узурпатора, покусившегося на американские свободы.
Террористы позапрошлого века целили конкретно в политических противников – царей, министров, губернаторов, полицейских. Куда реально попадали - это уже другой вопрос. Кстати, Прибалтийский край в Российской империи не стал ни ареной революционного терроризма, ни мастерской, ни кадровым резервом.
Современный циничный и беспощадный терроризм создал лидер Фронта национального освобождения Алжира Ахмед Бен Белла. Главная цель современной террористической организации, считал он, – вызвать жестокую ответную реакцию. Чем жестче и кровопролитнее будет ответ на террористический выпад, тем большего эффекта добивается профессиональный террорист. Поэтому еще со времен борьбы за Алжир жертвами террора становились и становятся невинные люди или сторонники демократической, умеренной политики. «Ястребов» террористы, как правило, не трогают.
Террорист посягает на женщин и детей, на спокойствие, стабильность и порядок, на культурные и исторические символы - на все то, что обязательно вызовет боль, гнев и ответную реакцию. Убивая невинных с изощренной жестокостью, террорист стремится побудить власти превратить политическую ситуацию в полицейскую, полицейскую - в тотальный военный кризис и разрушение основ существующего порядка. На основе этой простой, но эффективной тактики десятилетиями ведется политическая борьба самыми разными экстремистскими группировками и даже целыми государствами.
Опыт борьбы с терроризмом научил европейские страны двум вещам: террористам нельзя ни в чем уступать и, второе, бороться с террористами можно и нужно их же методами. Если первое – бесспорно, то второе размыло само представление о терроре. Французская армия в Алжире добивалась заметных успехов, когда пытала и убивала боевиков и их сторонников, не оглядывась на закон и гуманность. Результатом, правда, стала потеря Алжира и военный заговор в метрополии. Израиль, более других поднаторевший в истреблении боевиков-террористов, обречен на постоянную войну с соседями-арабами. Да и в массовое сознание, благодаря бесчисленным боевикам, внедрен образ маньяка, которого достаточно своевременно уничтожить, чтобы спасти мир.
Офисный планктон не берут в террористы
Политическое насилие путем точечных и относительно вегетарианских «террористических актов» - кого задевают и обижают эти слова, могут говорить, например, о «диверсиях» - вспыхнуло в Эстонии в самом начале 90-х. В 1990 году руководство СССР, отказавшись продолжать «консультации» с уже «несоветской Прибалтикой», наращивает давление, используя не всегда легальные методы. Так, 5 декабря 1990 года, якобы по приказу министра обороны СССР Дмитрия Язова, были взорваны памятники «борцам за свободу и жертвам красного террора» в Каутла и Поркуни.
Попытка открыто задействовать в балтийской политике армию тоже не удалась. 13 января 1991 года при попытке частей Советской армии и группы КГБ «Альфа» захватить телебашню в Вильнюсе происходит кровопролитное столкновение. 14 человек погибло, 26 тяжело ранено, 164 – травмировано. По некоторым данным, солдаты были вооружены холостыми патронами, а огнестрельные ранения полученные гражданскими литовцами были результатом обстрела «сверху». Вот этот вопрос и будет обсуждать литовская Фемида, рассматривая дело политика-социалиста Палецкиса. Он публично заявил, что «свои стреляли в своих». Тут же прокуратура завела дело.
А вот прогремевший 22 января 1991 на Тоомпеа демонстративный взрыв, при котором никто не пострадал, тоже подпадает под категорию политического терроризма. Кто бы его ни организовал.
После бурного всплеска насилия в январе 1991 года и последующего временного спада, политическое насилие нарастает медленно, но неуклонно. 19 мая произведено нападение на пограничный пост в Мурати. 21 мая на пограничном посту в Лухамаа избиты пограничники. Нападают на пограничников и 23 мая, и 4,9,14 июня. Эдгар Сависаар выражает протест в адрес президента СССР Михаила Горбачева по поводу нападений на пограничные посты. Совет Балтийских государств обращается к странам мира в связи с нападениями на пограничные пункты Латвии, Литвы и Эстонии. Тем не менее, эскалация насилия не прекращается вплоть до августовского путча. 31 июля происходит кровавое нападение на литовский таможенный пункт в Мядининкай на литовско-белорусской границе. Убиты 7 невооруженных пограничников. 9 июля 1991 года на Тоомпеа взрыв бомбы в здании штаба организации Kodukaitse и Пограничного департамента. Полный реестр взрывов и нападений есть только у органов госбезопасности. Мы же подведем черту. А под чертой напишем, что в подавляющем большинстве случаев достоверно так не установлено, кто же осуществлял эти теракты (диверсии), потому что политический терроризм – оружие универсальное и предохранительной чекой для него служит лишь заповедь Господня – не убий!
После 1991 года политического террора в Эстонии, пожалуй, что и не было. Бомбистская активность носила явно уголовный характер и не преследовала политические цели. «Паэский бомбист», взорвавший телефонную будку, дождался 15-летнего приговора. Молодые охранники, устроившие при помощи мобильного телефона взрыв в одном крупном таллинском магазине, возможно, уже вышли из тюрьмы и вряд ли хотят обратно.
Нет в наших краях традиции политического террора. Международные террористические организации Эстонией не интересуются. Нет у нас финансовых центров, транспортных узлов, мировых культурных ценностей. Человеческие связи Эстонии с остальным миром с точки зрения критического воздействия ничтожны. Сегодня точно в Латвии, Литве и Эстонии нет социальной, религиозной или этнической группы, которая порождала бы «шахидов», давала бы возможность их вербовать и, самое главное - поддерживала бы высокую моральную самооценку и установку на самопожертвование. Затраты на подготовку теракта велики, а эффект будет незначительным. Единственное, что остается, так это – офисный планктон в банках и инвестиционных фирмах. Жадный и корыстолюбивый планктон отмывал, отмывает и будет отмывать деньги. Разумеется, ни о каком терроризме планктон не знает и знать не хочет. Меньше знаешь – больше ешь.
Юрьева ночь forever
Есть, правда, в Латвии и Эстонии одна старая традиция, которая по своему разрушительному потенциалу будет пострашнее терроризма. Это – традиция массового крестьянского бунта и лесного братства, с поджогами мыз или сельсоветов, убийством помещиков или коммунистов, грабежами рыцарских замков или магазинов потребительской кооперации. В общий список стоит внести и ларьки с винными магазинами. В чем-то мы оказались впереди Европы.
Вспомним недавние события во Франции: горящие кварталы и мечущиеся по ночным улицам парижских пригородов адские тени, оставляющие за собой хаос, огонь и пепел, заставили европейского обывателя, если не задуматься, то, по крайней мере, испугаться. Вышедший в 1928 году из под пера польско-советского троцкиста Бруно Ясенского роман-утопия «Я жгу Париж» в очередной раз после 1969 года оказался пророческим. Еще более пророческими оказались широко известные в узких кругах сочинения Эдуарда Лимонова (Савенко). Именно он, бывший диссидент, проведший годы эмиграции в Париже, сделал политическую ставку на голодного, озлобленного, маргинального подростка. Подростка, лишенного семейного тепла при живых-то родителях, человеческого образования в школьной казарме, средств на простейшие развлечения, когда блатной сосед Серега рассекает на «черном бумере». Такой образ жизни плодит злобу и деструктивность - как главные черты характера. Эта энергия ищет выхода.
То, что происходило во Франции – это взрыв бомбы, по мощности относящейся к оружию массового поражения. Это – не метафора. Судите сами. Французские события не были социальным протестом – никто не высказывал никаких требований, никто не шел во главе демонстраций, лидеров вообще не было видно и слышно. Ночные погромы не были похожи на криминальную войну – у них не было явной цели, не было врагов, командиров и штабов.
В пиротехнике есть понятие – контролируемый взрыв, а в подрывной работе спецслужб – организационное оружие. Взрывчатка в бомбе может быть химическим веществом, а может основываться на физических процессах ядерного деления или синтеза. В любом случае, цель – выделение большого количества энергии для разрушения и убийства. Но самая идеальная взрывчатка – масса людей (толпа). Она обладает колоссальной энергией, она умна, она целеустремленна, она возбуждает сама себя. При наличии мотивированной на разрушение массы людей, когда есть традиции, привычки и образцы поведения, социальную бомбу можно взорвать.
В Эстонии же нас спасает от такого взрыва именно то, что порой заслуженно ставится в вину правящей партии. Обратной стороной демографического спада, массовой трудовой эмиграции и желания молодежи как можно быстрее покинуть родные пенаты является то, что упаднические настроения, безынициативность и уныние способствуют … безопасности. На Тоомпеа могут утереть холодный пот со лба и вздохнуть спокойно потому, что нет критической массы, в городах выродилась воспитанная поколениями традиция крестьянского бунта, нет в спальных районах молодежных банд. Да и вообще, эстонско-финская культура куда более буржуазна, слишком напичкана многочисленными табу и разукрашена плотскими соблазнами, чтобы стать почвой для местной «французской революции». Понимал это или нет Тоомас Хендрик Ильвес, провозглашая Эстонию Северной страной, но он явно чувствовал, куда ветер дует.
Илья НИКИФОРОВ
---------------------------------------------------------------------------------------------------------
Комментариев нет:
Отправить комментарий