В министерстве образования ходатайства таллинских и нарвских гимназий о русском языке обучения стали «полной неожиданностью». Чиновники изобразили удивление, в меру сил сделав это искренне. Подошел к концу второй акт театра абсурда.
Позволю себе напомнить содержание первых двух актов. Восстановив независимость, Эстонская республика решила пунктирно обозначить перспективу развития иноязычной школы. По сути, приставка «ино-» в большинстве случаев означала «русско-». Не торопясь открыто признать, что тратиться на русскоязычное гимназическое обучение государство не планирует уже в обозримом будущем, спустя некоторое время была придумана некая пропорция «60/40», которую несколько позже расшифровали и наполнили предметным содержанием. Час «Х», когда осуществление смелого, на тот момент, предложения должно было торжественно произойти, отодвигался дважды. В конце концов, чиновникам и политикам это надоело (ибо «промедление смерти подобно»), и они решили уже ничего не двигать. Тем более, что с мест то и дело доносились бодрые рапорты, что подготовка к «переходу» идет с опережением и при невиданном всплеске энтузиазма отдельных директоров, педагогов, родителей и учеников.
Закрепить успех было решено в новой редакции Закона о школе, где уже само понятие «иноязычная гимназия», в принципе не употребляется: с 2011 года 60% «из наименьшего объема нагрузки» в гимназиях должно вестись на государственном языке» и, если 60% из наименьшего объема нагрузки ведется на государственном языке, то языком обучения он и является. Ничто не предвещало пауз и недоразумений ровно до тех пор, пока таллинские и нарвские власти не предложили вверенным им школам еще раз проанализировать ситуацию и наметить перспективу.
Цена «потемкинских деревень», с большим старанием выстроенных директорами некоторых школ и гимназий, на местах была хорошо известна (впрочем, не только им). Все, что сделали местные политики - это лишь попытка предложить честную игру. Никто из них не предлагал саботировать прописанные в законе требования. На поверку выяснилось, что, даже поднатужившись и собрав всю волю в кулак, шестнадцать гимназий не смогут выполнить требования уже принятого закона. Я позволю себе усомниться, что во всех остальных русских гимназиях все сложилось удачнее, но не в этом суть.
Закон о школе позволяет гимназиям обращаться через местные самоуправления в правительство с предложением сохранить преподавание на негосударственном языке в большем, чем 40% объеме. Статья 21 (3) гласит буквально следующее: «в муниципальной гимназии или ее отдельных классах языком обучения может быть и иной язык». С одной лишь поправкой: закон не обязывает правительство штамповать «разрешение на обучение на каком-либо ином языке» и ничего не говорит о критериях, которыми нужно руководствоваться. Мало того, нет в законе ни слова об отсрочке перехода – только о разрешении вести преподавание на эстонском языке в отдельных гимназиях и классах в иных пропорциях. То есть, вся эпопея с разрешениями-неразрешениями может тянуться бесконечно долго, поскольку права и обязанности правительства в этом смысле никак не прописаны, и судебная тяжба, если она случится, будет обречена на бесплодные попытки добиться истины.
Теперь становится очевидным, что решение «60/40» принималось в надежде, что русские учителя повалят на курсы эстонского, сдадут экзамены и приступят к преподаванию своих физик, биологий, историй и математик на государственном языке – чтобы русским детям было увлекательнее постигать науки и заодно развивать свой эстонский язык. Ситуацию никто из апологетов перехода не считал абсурдной, ибо уже пару-тройку лет назад нам озвучили главную причину совершаемого преобразования: русские гимназисты, наконец-то, повысят свою конкурентоспособность.
По всей видимости, как запасной, предполагался вариант, что к русским ученикам придут учителя-носители госязыка. Ни того, ни другого не случилось – по крайней мере, в требуемом количестве. Методика языкового погружения тоже начала давать первые сбои: в стране просто закончились специалисты, владеющие этой методикой. А результаты обучения по этой методике никто пока не проанализировал. О методической подготовке учителей-предметников, ведущих свои уроки на неродном для аудитории языке, всерьез тоже никто не озаботился (наспех организованные курсы – не в счет). Основная школа, согласно статье 21 (4), должна обеспечить обучение эстонскому языку на уровне, который позволял бы выпускнику продолжать обучение на эстонском. Однако требуемый в данный момент по окончании 9 класса уровень В1 позволяет понимать содержание урока, скорее, пунктирно, чем рельефно.
По закону получается, что уже с сентября 2011 года само понятие «гимназия с русским языком обучения» уходит в прошлое. Чисто теоретически, успешный выпускник основной школы с русским языком обучения может поступать в любую гимназию, но именно к этому, как мне кажется, большинство этих гимназий и общество в целом не готово: вроде как и «переплетаемся» (lõimumine), но не настолько, чтобы согласиться посадить за одну парту эстонца и русского. На месте последнего в реальности может оказаться только тот, кто говорит по-эстонски без запинки – чему можно научиться либо в двуязычной семье, либо в эстоноязычной школе. Именно поэтому пока ничто не угрожает тем гимназиям, которые вроде как эстонские, но по умолчанию – русские.
То, что русские школы бросили на произвол судьбы и в принципе решили все свалить на их плечи (в том числе, и подготовку педагогических кадров), никому в министерстве образования не кажется странным. Поэтому не стоит удивляться недоумению чиновников: многие из них искренне надеялись, что «само собой всё разрулится» (ведь указания были даны!). Государство изначально поставило невыполнимую задачу, поскольку никому не хватило политической смелости заявить о нецелесообразности дальнейшего существования русских гимназий - пункт коалиционного договора недвусмысленно дает об этом понять.
Что касаемо сложившейся на сегодня ситуации с «непонятками» отдельных чиновников, то без труда найдутся виновники неготовности. Впрочем, я хотел бы сказать о другом. Если в нашем государстве так сильно пекутся о конкурентоспособности представителей нацменьшинств, то нужно и по-другому относиться к школам. И не сроки перехода диктовать, а выдавать сертификат на преподавание на эстонском языке – чтобы все было честно. Готовы учителя, готовы ученики – вперед, к новым вершинам! Помогать финансово нужно не тем школам, кто сверх нормы перевел предмет на эстонский язык, а тем, кто смог достичь высоких результатов обучения на эстонском. Но похоже, качество обучения в русских школах в министерстве образования волнует не в первую очередь: если нет отстающих, то впечатляющие результаты идущих в авангарде будут не столь впечатляющими. На кого же тогда равняться?..
Позволю себе напомнить содержание первых двух актов. Восстановив независимость, Эстонская республика решила пунктирно обозначить перспективу развития иноязычной школы. По сути, приставка «ино-» в большинстве случаев означала «русско-». Не торопясь открыто признать, что тратиться на русскоязычное гимназическое обучение государство не планирует уже в обозримом будущем, спустя некоторое время была придумана некая пропорция «60/40», которую несколько позже расшифровали и наполнили предметным содержанием. Час «Х», когда осуществление смелого, на тот момент, предложения должно было торжественно произойти, отодвигался дважды. В конце концов, чиновникам и политикам это надоело (ибо «промедление смерти подобно»), и они решили уже ничего не двигать. Тем более, что с мест то и дело доносились бодрые рапорты, что подготовка к «переходу» идет с опережением и при невиданном всплеске энтузиазма отдельных директоров, педагогов, родителей и учеников.
Закрепить успех было решено в новой редакции Закона о школе, где уже само понятие «иноязычная гимназия», в принципе не употребляется: с 2011 года 60% «из наименьшего объема нагрузки» в гимназиях должно вестись на государственном языке» и, если 60% из наименьшего объема нагрузки ведется на государственном языке, то языком обучения он и является. Ничто не предвещало пауз и недоразумений ровно до тех пор, пока таллинские и нарвские власти не предложили вверенным им школам еще раз проанализировать ситуацию и наметить перспективу.
Новый министр образования Я.Аавиксоо |
Закон о школе позволяет гимназиям обращаться через местные самоуправления в правительство с предложением сохранить преподавание на негосударственном языке в большем, чем 40% объеме. Статья 21 (3) гласит буквально следующее: «в муниципальной гимназии или ее отдельных классах языком обучения может быть и иной язык». С одной лишь поправкой: закон не обязывает правительство штамповать «разрешение на обучение на каком-либо ином языке» и ничего не говорит о критериях, которыми нужно руководствоваться. Мало того, нет в законе ни слова об отсрочке перехода – только о разрешении вести преподавание на эстонском языке в отдельных гимназиях и классах в иных пропорциях. То есть, вся эпопея с разрешениями-неразрешениями может тянуться бесконечно долго, поскольку права и обязанности правительства в этом смысле никак не прописаны, и судебная тяжба, если она случится, будет обречена на бесплодные попытки добиться истины.
Теперь становится очевидным, что решение «60/40» принималось в надежде, что русские учителя повалят на курсы эстонского, сдадут экзамены и приступят к преподаванию своих физик, биологий, историй и математик на государственном языке – чтобы русским детям было увлекательнее постигать науки и заодно развивать свой эстонский язык. Ситуацию никто из апологетов перехода не считал абсурдной, ибо уже пару-тройку лет назад нам озвучили главную причину совершаемого преобразования: русские гимназисты, наконец-то, повысят свою конкурентоспособность.
Бывший министр Тынис Лукас |
По закону получается, что уже с сентября 2011 года само понятие «гимназия с русским языком обучения» уходит в прошлое. Чисто теоретически, успешный выпускник основной школы с русским языком обучения может поступать в любую гимназию, но именно к этому, как мне кажется, большинство этих гимназий и общество в целом не готово: вроде как и «переплетаемся» (lõimumine), но не настолько, чтобы согласиться посадить за одну парту эстонца и русского. На месте последнего в реальности может оказаться только тот, кто говорит по-эстонски без запинки – чему можно научиться либо в двуязычной семье, либо в эстоноязычной школе. Именно поэтому пока ничто не угрожает тем гимназиям, которые вроде как эстонские, но по умолчанию – русские.
То, что русские школы бросили на произвол судьбы и в принципе решили все свалить на их плечи (в том числе, и подготовку педагогических кадров), никому в министерстве образования не кажется странным. Поэтому не стоит удивляться недоумению чиновников: многие из них искренне надеялись, что «само собой всё разрулится» (ведь указания были даны!). Государство изначально поставило невыполнимую задачу, поскольку никому не хватило политической смелости заявить о нецелесообразности дальнейшего существования русских гимназий - пункт коалиционного договора недвусмысленно дает об этом понять.
Что касаемо сложившейся на сегодня ситуации с «непонятками» отдельных чиновников, то без труда найдутся виновники неготовности. Впрочем, я хотел бы сказать о другом. Если в нашем государстве так сильно пекутся о конкурентоспособности представителей нацменьшинств, то нужно и по-другому относиться к школам. И не сроки перехода диктовать, а выдавать сертификат на преподавание на эстонском языке – чтобы все было честно. Готовы учителя, готовы ученики – вперед, к новым вершинам! Помогать финансово нужно не тем школам, кто сверх нормы перевел предмет на эстонский язык, а тем, кто смог достичь высоких результатов обучения на эстонском. Но похоже, качество обучения в русских школах в министерстве образования волнует не в первую очередь: если нет отстающих, то впечатляющие результаты идущих в авангарде будут не столь впечатляющими. На кого же тогда равняться?..
По материалам ERR
------------------------------------------------------------------------------------------------------
Комментариев нет:
Отправить комментарий