Его жизнь была похожа на детектив
Василий Ливанов вспоминает деталь: маститый советский писатель Семенов носит простой солдатский браслет на запястье. На внешней стороне гравировка: “Юлиан Семенов”, на тыльной — “Максим Исаев”. Вот такой необычный штрих к портрету автора культовых романов о Штирлице.
— Оля, многие считали, что Юлиан Семенов женился на твоей маме по расчету. Екатерина Сергеевна — дочь Натальи Кончаловской и падчерица Сергея Михалкова. Ее дед — прекрасный художник Петр Кончаловский, а прадед — знаменитый Василий Суриков.
— Таким родством можно и должно гордиться, но женился папа по большой любви, увлекшись не ветвистым генеалогическим древом невесты, а ее красотой. Он никогда не обращался за помощью к маминым родственникам, всего добивался сам. Став знаменитым, не захворал звездной болезнью. Слова “происхождение”, “предки”, “знатность” в словаре Юлиана Семенова отсутствовали. Он часто цитировал наполеоновского генерала Жана Андоша Жюно, получившего титул герцога за смелость и военные подвиги. На язвительный вопрос завистников: “Кто ваши предки?” — этот выходец из скромной семьи с достоинством отвечал: “Я сам — мой предок”.
— Наталья Петровна сразу приняла будущего зятя, а какие отношения сложились у него с главой михалковского клана — Сергеем Владимировичем?
— Отношения были прекрасными именно потому, что отец не просил Сергея Владимировича о помощи, а вкалывал сам. По воспоминаниям Никиты Сергеевича, папа никогда не кичился, что он — зять могущественного Михалкова.
— Скажи, тебе трудно было решиться предать гласности откровенные письма Юлиана Семенова из семейной переписки?
— Трудно, но иначе я поступить не могла. Переписка отца с дедом, когда того посадили по политическим мотивам, его письма во все инстанции — это и документальное свидетельство страшной эпохи, и доказательство отцовского героизма. Ведь девятнадцатилетний папа не забился тогда в норку, а в течение двух лет обивал пороги органов, добиваясь пересмотра дела Семена Александровича и его освобождения. Отца выгнали из комсомола, потом из института, но он продолжал гнуть свое. Не случайно Семен Александрович сказал потом сыну: “Ты — гибрид из Спартака, Кюхли и, конечно, Дон-Кихота. В моем представлении такое сочетание — это идеал человека”.
Что касается писем отца к нашей маме, то в них раскрывается его феноменальный дар любить, отдавать и прощать. Да, некоторые письма весьма откровенны, но пусть лучше читатели Юлиана Семенова узнают всю правду о его семейной жизни, чем потом будут введены в заблуждение выдумками какого-нибудь завистника.
— В одной книжке по астрологии как-то прочитала, что все супружеские пары делятся на три категории: в первой партнеры идеально подходят друг к другу, во второй — более-менее, а в третьей — абсолютно противопоказаны и даже могут принести несчастье. К какой группе ты отнесла бы своих родителей?
— В большой степени — к первой, и немного — к... третьей. Посуди сама: мама, помимо того что была хороша собой и потрясающе готовила, прекрасно чувствовала слово, редактировала папины повести и романы, цитировала наизусть главы из “Евгения Онегина” (и до сих пор цитирует) и смаковала “Мертвые души”, перечитывая вслух любимые пассажи. Может ли писатель мечтать о лучшей жене? Но при этом родители жили в совершенно разных скоростных измерениях: “папа летел на ракете, а мама предпочитала телегу”, как они сами шутили. И, кроме того, маме тяжело было мириться с папиной известностью и всеми сопутствующими ей атрибутами: длительными командировками, шумными компаниями и симпатичными поклонницами таланта.
 | ||
|
— Мы не встали на сторону мамы, просто больше ее жалели. Но, несмотря на родительские размолвки, были близки к отцу: проводили с ним много времени, путешествовали, обо всем советовались. Сейчас я отчетливо понимаю, насколько трудно быть женой творческого человека. Это — работа, призвание, крест, если хочешь. Папа был дружен с вдовой Хемингуэя — Мэри Хемингуэй. Эта маленькая сухонькая старушка приехала в Союз в конце 60-х, и они вдвоем отправились на утиную охоту на Волгу. Там Мэри рассказала папе о том, как она научилась “угадывать” желания Хемингуэя: посидеть рядом или уйти. Поговорить или помолчать. Рассказала о его мимолетных увлечениях, о том, как научилась их не замечать. Многие ли женщины на это способны?
— Оля, ты знала, что Юлиан Семенов не раз ездил к болгарской прорицательнице Ванге? Он верил в предсказания?
— Папа говорил, что любопытство писателя сродни женскому любопытству. Он не столько верил в предсказания, сколько хотел познакомиться с очередным паранормальным феноменом. У Ванги, насколько я знаю, папа побывал лишь однажды. В России был знаком с экстрасенсами Сафоновым, Глобой и Джуной. А однажды принял на даче испанскую гадалку — бывшую подругу Фиделя Кастро. Она-то и предсказала, что отец не доживет до старости.
— Он до конца оставался мальчишкой…
— Думаю, что каждый талантливый человек сохраняет в себе детскость. И в знатоке политической интриги, мастере захватывающего сюжета Юлиане Семенове с его энциклопедическими знаниями всегда жил добрый романтичный мальчик, дважды сбегавший на фронт “бить фрицев” и раз десять посмотревший “Подвиг разведчика”.
— Мне кажется, он был беспощаден к себе. Страшно переживал ту драму на охоте…
— Ты права. Отец снисходительно относился к недостаткам и ошибкам окружающих, если дело не касалось литературы и журналистики, то бишь работы, — тут он был требователен и педантичен, — но всегда был суров по отношению к самому себе.
В начале шестидесятых годов, на охоте, в которой он участвовал, погиб от случайной пули человек. Началось следствие. Подозрение пало на одного знаменитого артиста и на отца. Предстояли экспертизы, суд. Не дожидаясь их, отец начал посылать деньги вдове. Возможно, именно это повлияло на решение суда: “раз платит, значит, признал вину”, — и папе дали условный срок. Но как-то я нашла отцовское письмо прокурору, в котором он убедительно, при помощи схем и неоспоримых фактов, доказывает, что со своего места ранить человека не мог. Письмо это было написано много лет спустя после трагедии, когда о ней все забыли, лишь папа помнил и мучился. Не потому, конечно, что его условно осудили (судимость эту сняли), а потому, что считали виновным в том, в чем он повинен не был. Не знаю, что ответил отцу прокурор, но для меня сомнений не существует: папа в том горе неповинен.
 | ||
|
— Он не только их не опровергал, а сам же и подогревал. Отец обожал интригу и розыгрыш. Его студенческий друг Евгений Максимович Примаков говорил мне, что из папы мог бы получиться великий актер, так он умел “входить в роль”. Раз они сидели в компании кавказских друзей в Минеральных Водах, и папу “понесло”. Евгений Максимович тогда к разведке отношения не имел, а папа с серьезнейшим видом спросил: “А вы знаете, с кем вы сидите за одним столом? Я — полковник КГБ, а Евгений Максимович — генерал!” Позднее слухи о папиной “шпионской деятельности” во время командировок служили ему защитой от интриг нескольких менее талантливых коллег по писательскому цеху, которых раздражали папина известность среди широкого круга читателей и умение работать. А однажды, пользуясь своей “разведческой аурой”, отец спрятал у себя на даче, чтобы уберечь от ареста по политическим мотивам, своего друга — знаменитого казахского поэта Олжаса Сулейменова. Узнала я это недавно, от самого поэта. Папа, по его словам, помогал многим, но имен не называл, на благодарность или ответную помощь не рассчитывал - помогал бескорыстно, ибо именно в этом природа добра.
— С одной стороны, власти предержащие благоволили известному писателю. Разрешали свободно выезжать за границу, позволили купить дом под Ялтой, печатали книги большими тиражами; Юлиан Семенов мог позвонить Юрию Андропову по “вертушке”, его допускали к секретным архивам. В то же время он был единственным, кто не получил премии за сериал “Семнадцать мгновений весны”. Он очень переживал?
— Сразу хочу сказать, что власти Юлиану Семенову не благоволили. В ЦК к нему хорошо относился только А.Н.Яковлев, и долгие годы взаимной симпатии и уважения связывали отца с Юрием Владимировичем Андроповым — человеком образованным, дорожащим мнением интеллигенции. Именно этот либерализм нравился отцу в Андропове — их идеи во многом совпадали. А Андропов любил книги отца и поддерживал его вплоть до своей смерти — ему отец был обязан и возможностью ездить за границу, и разрешением купить домик в крымской горной деревеньке, и доступом к некоторым закрытым архивам.
Хотя большей частью отец работал в открытых архивах — историк по образованию, он любил и умел работать с документами. Все остальные “вожди” отца не принимали. Юлиан Семенов был для них чужаком — он т р е в о ж и л. Не сказала бы, что отца много печатали по желанию властей: его книги были дефицитом и продавались на черном рынке. В архиве я нашла множество писем читателей, в которых они жалуются на маленькие тиражи и просят помочь достать книгу. И в том, что отца обошли при награждении создателей фильма “Семнадцать мгновений весны”, есть закономерность. И в том, что Государственную премию СССР фильм не получил, тоже есть определенная логика. (Этой награды тогда, кстати, удостоился фильм “Чудак из пятого “Б”.) Власти ни Юлиан Семенов, ни его двояко трактуемые тексты были не нужны. Ведь, высмеивая чудовищные нравы нацистской Германии, отец проводил параллели с нашим строем. Конечно, он сперва переживал, что его “забыли” при награждении, но потом, поразмыслив, написал: “То, что Брежнев обошел меня своей монаршей милостью, было для меня высшей наградой”.
— Другая история. Юлиан Семенович вместе с бароном фон Фальц-Фейном сделали невозможное, чтобы перезахоронить прах Шаляпина в России, а их даже не пригласили на церемонию.
— Писатель Валерий Поволяев сказал: “Юлиану Семенову мы должны в первую очередь поклониться за то, что прах великого певца вернулся на Родину”. Да, именно папа и барон добились разрешения семьи Федора Ивановича на перезахоронение и уладили вопрос с французскими властями (барон — друг Ширака), папа заручился поддержкой Юрия Владимировича, когда какой-то молодой цэковский работник нагло заявил: “Кто, собственно, разрешил вам привозить в страну победившего социализма прах предателя Родины?..” А в торжественный день перезахоронения на Новодевичьем кладбище в толпе приглашенных отсутствовали лишь двое: писатель Юлиан Семенов и барон Фальц-Фейн…
 | ||
|
— Мало кто знает, что Юлиан Семенов писал стихи. Почему так получилось?
— Папа говорил, что прозаик стихи не пишет, а стихами “грешит”. Редко когда их читал и никогда не публиковал. А жаль: стихи его прекрасны. Сейчас они доступны на сайте Культурного фонда Юлиана Семенова.
— Он был невероятно работоспособным человеком. В то же время сигареты, кофе, недосып — как это сказывалось на здоровье?
— Плохо. С его давлением и больными легкими — испортил их во Вьетнаме, сидя в сырых пещерах с партизанами, когда работал военным корреспондентом для “Правды”, — необходим был режим, регулярный отдых, а он вкалывал по 18 часов в сутки.
— Ты называешь его “Юлик”. И раньше так было?
— При жизни отца мы с сестрой очень демократично называли его “Пася”. Отец не требовал уважения, преклонения. Ему было важно, чтобы мы были его друзьями. Он и в интервью как-то сказал, что его главные друзья — это его дочери.
— Оля, тебе открылись какие-то тайны в архивах отца?
— Никаких. Открылась лишь вся степень его экстраординарности. К сожалению, “лицом к лицу лица не увидать”, и лишь через призму времени, его писем и дневников я осознала, насколько значительным, честным и последовательным человеком и писателем был Юлиан Семенов. Помогли мне в этом и его друзья — известные писатели, политики, артисты, поэты, издатели, разведчики. Все, кого я попросила рассказать об отце, откликнулись и написали поражающие своей искренностью и объективностью воспоминания, а писатель Дмитрий Лиханов — блистательный рассказ “Юлианские календари”.
— Этот год — юбилейный: Юлиану Семенову исполнилось бы 80 лет. Как это будет отмечаться?
— Министр культуры Александр Авдеев инициировал создание оргкомитета по проведению юбилейных мероприятий в России. В Ялте, где находится дом-музей отца, содействует в сохранении памяти писателя мэр города Алексей Боярчук, ведутся переговоры о создании памятника Юлиану Семенову со скульптором Александром Рукавишниковым. Крымчане помнят, как, создав с бароном Фальц-Фейном, Джеймсом Олдриджем, Марком Шагалом, Жоржем Сименоном и Георгом Штайном Комитет за честное отношение к произведениям русской и мировой культуры, похищенным нацистами, Юлиан Семенов помог вернуть в Ливадийский дворец-музей уникальный ковер, подаренный иранским шахом Николаю Второму в честь 300-летия Дома Романовых.
— Можешь представить себе Юлиана Семенова 80-летним?
— Отец был настолько стремителен, энергичен, продуктивен и силен, что представить его благообразным старцем с палочкой мне сложно. Он не жил, а горел — обычно такие люди до старости не доживают. Но и прожив непростительно мало, отец успел столько, сколько не каждый успеет и за три жизни. Ведь он автор не только культовых романов о Штирлице, но и прекрасных исторических произведений из серии “Версии” о Петре Первом, Столыпине, Гучкове, О.Генри, Маяковском, множества лирических рассказов и повестей. И пока книги отца читают, смотрят фильмы по его сценариям и рассказывают анекдоты о Штирлице, я не хочу представлять, каким бы он был, проживи дольше. Писатель жив, пока его читают.
17 мгновений весны в цвете (пародия)
-------------------------------------------------------------------------------------------------------
Комментариев нет:
Отправить комментарий